Александра привела меня в студию и оставила со звукорежиссёром за стеклянной перегородкой. А сама побежала искать ведущего Николаева, чтобы сообщить ему, что я уже на месте. К сожалению, мне и в голову не пришло запомнить фамилию и имя-отчество ведущего в прошлый раз. Ну, посмотрим… Хотя, что смотреть? Я же его не видел.
Меня попросили поговорить в микрофон для настройки записи. За этим занятием меня и застал ведущий программы.
— Николаев, — представился энергичный парень с крепким рукопожатием.
— Ивлев. Очень приятно.
— Мы будем с вами беседовать, вы главное, не волнуйтесь, — инструктировал меня он. — Если что-то будет не так, перезапишем.
Он показал мне, на каком расстоянии надо сидеть от микрофона, и мы начали.
— Тема нашей сегодняшней передачи — патриотизм, — начал ведущий и представил меня слушателям, как студента экономического факультета МГУ Павла Ивлева. — Скажите Павел, с точки зрения молодого современного человека, что такое патриотизм?
— Большая и глубокая тема, на самом деле, — начал я. — На мой личный взгляд, патриотизм — это не только про любовь к своему сильному могучему государству. Нам вот, везёт, Советский Союз именно такое государство, и мы его, конечно, очень любим. Но так любить свою Родину легко. А настоящий патриот любит свою Родину любую и в любой момент. И в особенности, в трудный для неё час, когда у неё серьёзные проблемы. Истинный патриот со своей Родиной и в беде, и в радости. Он в любые времена вместе со своей Родиной, не бросает ее и делает все, что для неё нужно в этот трудный момент. Как наши отцы и деды в сорок первом! Очень тяжёлая была ситуация… Были и те, кто думал, что СССР не выдержит. Но настоящие патриоты шли, стиснув зубы, и убивали оккупантов, приближая Победу. Так что патриотизм проверяется в трудностях. Тот, кто громко кричит о своем патриотизме в легкие времена, вовсе не обязательно, что окажется патриотом во времена тяжелые.
А во время войны все было просто. Настоящим патриотом был пацан двенадцатилетний, что стоял на подставленном ящике у станка, иначе до него не дотягивался, и двенадцать часов подряд делал патроны для фронта. Патриотом была девушка, что переодевалась в парня, чтобы взяли в пехотинцы на войну. Шестнадцатилетний парень, приписывающий себе два года в документах, чтобы в армию взяли, громить врага. Комсомолка, оказавшаяся под оккупацией, и тут же вступавшая в подполье. И даже из-под виселицы, не выдав никого под страшными пытками в подвалах гестапо, кричавшая, что победа будет за нами! Настоящий патриот всегда готов к жертвам ради своей родины!
— Трудно с этим спорить, — ответил ведущий, одобрительно мне кивнув, и поднял вопрос о патриотическом воспитании подрастающего поколения. Какие мероприятия, на мой взгляд, были бы ему интересны.
Рассказал вкратце про акцию памяти «Бессмертный полк» и про поисковые отряды, которые начнут свою работу уже этой весной.
— Поисковые отряды — это реальная работа, а не культурно-массовое мероприятие для галочки, — подвёл я итог своему выступлению. — Именно такая работа интересна молодежи. Она касается реальных судеб и дает реальные результаты. Представьте себе чувства молодых поисковиков, которые не только найдут останки павшего бойца, но и попытаются восстановить картину последних минут его жизни, установят его личность в архивах, найдут родственников и перезахоронят со всеми почестями в их присутствии.
— Да… Нет никаких сомнений, что это будут очень сильные чувства и эмоции, — согласился со мной с задумчивым видом Николаев, поблагодарил меня за интересную беседу и показал звукорежиссёру, что мы закончили.
Когда уже микрофоны были отключены, Николаев продолжил меня расспрашивать и про «Бессмертный полк» и про поисковые отряды. Мол, где я про это слышал? Пришлось сказать, что писал статьи про это. И рассказал, что первая акция «Бессмертного полка» прошла ещё пару лет назад на Девятое мая в одном из малых городов Союза.
Глава 18
Москва. Дом звукозаписи Гостелерадио.
На всю запись у нас ушло максимум двадцать-двадцать пять минут. Возможно, ещё и не всё в эфир пойдёт. Сказал-то я всё правильно, и антисоветчину мне тут не пришить при всём желании, но для всей записи в эфире может банально времени не хватить и придётся что-то вырезать… Ну, посмотрим. Провожая меня на выход, Латышева обещала позвонить накануне выхода моей записи в эфир. Пообещала также, что скоро будет готов мой пропуск и я буду сам ходить по этим коридорам.
На швейную фабрику пошёл не сразу, а сначала заглянул на обувную. Навестил директора. Поинтересовался, есть ли какие проблемы?
— Проблем нет, — поделился со мной директор. — Ждём расширения улучшенного ассортимента кож от Богородска, но это ещё неизвестно, сколько ждать, пока они свою модернизацию закончат…
— У них проблемы какие-то, не знаете? Или модернизация такая масштабная? — поинтересовался я. Богородск мы тоже, вроде, под себя взяли. Может пнуть где-то кого-то нужно, чтобы всё ускорилось?
— С очистными у них там загвоздка какая-то, — ответил Серов. — Производство-то вредное, отходы ядовитые.
— Понятно, — кивнул я. Так, надо не забыть в понедельник узнать на совещании, что там за загвоздка с очистными. Может, не так там все и сложно, просто время тянут по привычке. Солдат спит — а служба идет, это не только об армии…
У главного инженера Маркина вид был загнанный.
— Всё нормально, Михаил Дмитриевич? — спросил я, озабоченно глядя на него.
— Ничего нормального! — тут же вспылил он. — Оборудование пробили, что мы заказывали. А вот размещать его мне будет негде. Как и оборудование из котельной.
— Почему?
— Потому! Помещения не готовы. То бригада была, материалы задержали. Теперь материалы пришли, людей нет, цех ремонтировать некому.
— А куда люди делись?
— Дальше пошли работать, у них же тоже планы, графики… Кто меня будет ждать?
— А своего ремонтного цеха у вас нет?
— Нет, конечно. Есть один сотрудник АХО, толковый малый, всё умеет, но даже если я ему ещё двоих людей в помощь дам, что они мне, реконструкцию цеха за месяц проведут с заменой проводки и новыми полами? Это даже не смешно! Он у меня и так сейчас освещение там всё переделывает на новые светильники с нашими электриками.
— Так. А сколько вам надо людей?
— Чем больше, тем лучше.
— Хорошо. Какие работы и какие объёмы и сроки?
Мы с ним прикинули, что ему, чтобы уложиться в оставшийся месяц, нормальная бригада нужна, человек шесть-восемь. Обещал поговорить с нашим стройотрядом.
— Парни работают после занятий в университете, баклуши не бьют, не пьют, когда сроки горят, могут и в выходные выйти, — нахваливал я своих. — На наших объектах их уже хорошо знают и руководство охотно доплачивает им за оперативность и качество, даже объяснять никому ничего не надо будет.
Однако, видя, как Маркин заметно приободрился, поспешил добавить:
— Лишь бы парни согласились. А то вдруг, там, где они сейчас работают, тоже сроки горят.
— Если им наше общее начальство платит, то надо с ним и договариваться, — быстро сориентировался Маркин. — Пусть оно само решает, кому вперёд работы делать. Поговорите, а!..
— Ну, поговорю, конечно, — вынужден был согласиться я.
Раз сам внушил такую надежду, надо как-то соответствовать…
После главного инженера отправился к главбуху. У той всё было прекрасно, помощь никакая не требовалась. Только заметила словно между прочим, что Маркин затягивает с переводом «спецучастка», как она назвала подпольный цех, в производственный корпус.
Объяснил, что там объективно ещё не готовы помещения, но мы над этим работаем.
После обувной фабрики отправился на швейку. Обходить мне было лень, да и интересно было, заделали ли дыру в заборе между фабриками? Оказалось, что заделали. Добротно причем, пинком ноги новую дыру не пробьешь. Молодцы.
Так что выйти из одной проходной и тащиться в другую всё равно пришлось…